«Докер»
трейлер фестиваля
Просто дыши
Мы сегодня поговорим про неигровое кино, но давай начнем с другого. Ты не так давно увлеклась фридайвингом. Насколько это все влияет на другие твои ипостаси, на организацию фестиваля, например?
О, неожиданно. Фридайвингом я увлеклась несколько лет назад. Сначала мягко вошла, потом начала выезжать на моря, погружаться в глубину. С дельфинами, без дельфинов. Это такой вид спорта, в котором очень не приветствуется насилие над собой. Если начинаешь проверять границы выносливости, заставлять себя что-то делать, то очень скоро может случиться блэкаут. То есть тебя может просто отключить. Все нужно делать мягко, в удовольствие. Понятно, что, если профессионально заниматься, насилие над собой неизбежно. Но в моем случае это такое мягкое исследование возможностей организма, работа со страхом и взаимодействие с природой, окружающей средой. Это все сильно повлияло и на мой подход к жизни. Все мои проекты, «Докер» в том числе, всегда были на преодоление, на выносливость: нужно было все время справляться с какими-то препятствиями, идти напролом, искать деньги там, где их нет… Я перестала давить, где это не нужно, поняла: если у нас что-то не получается, просто не время, надо расслабиться и поддаться течению.
Ирина Шаталова
фото: личный архив

Какие у тебя сейчас рекорды в фридайвинге, показатели качественные?
Ничего выдающегося. Есть разные уровни. У меня, видимо, вторая волна. Это задержка дыхания в статике где-то 3 минуты 40 секунд. Погружение на глубину до 20–25 метров. В бассейне 75 метров под водой могу проплыть от бортика к бортику. Но это все очень плавно. Бывают перерывы на съемки, когда по паре месяцев вообще не появляешься в бассейне. Возвращаешься, вспоминаешь, как это, и потихоньку снова погружаешься. Тут совершенно не с кем соревноваться, некому что-то доказывать. Задержал дыхание и кайфуешь.
Такая медитация. У вас был на одном из первых «Докеров» в программе коротышей фильм «Наркоз» Гийома Нери: великий чемпион по фридайвингу решил на основе своих подводных видений снимать кино. Кроме того, что у него получился очень красивый фильм, это еще очень здорово сделано с точки зрения драматургии. Та картина как-то повлияла на твое увлечение?
Я помню, что мне этот фильм очень понравился, одна из галлюцинаций подводных, целое театральное представление. Идея этой подводной фантазии меня очень притягивала, но я тогда даже не думала, что сама буду заниматься чем-то подобным.
Не пересматривала ленту, когда начала заниматься сама?
Почему-то нет. Зато пересматривала фильм «За пределом», это картина Марты Прус про Маргариту Мамун, олимпийскую чемпионку по художественной гимнастике. Фильм открывал «Докер» в 2018 году. Очень здорово кино было сделано, и нам было важно привезти его в Россию. У создателей был какой-то конфликт с тренером Маргариты Ириной Виннер, им, по крайней мере, так казалось. Но именно благодаря этому показу (мы пригласили Ирину) конфликт был преодолен.
Эту картину я пересматриваю, показываю участникам разных лабораторий. Хотя она важна и в личном плане, я же занималась художественной гимнастикой, мастер спорта. Поэтому для меня это как раз важный фильм про борьбу, про преодоление, про насилие над организмом и над собой в том числе. Раз десять смотрела этот фильм, и каждый раз мурашки по коже.
Потрясающе, не знал! Раз мастер спорта, значит, это какая-то предельная концентрация, то есть ты всю жизнь заряженная такая, сжатая пружина, шла к результату. А каково было со спортом расставаться?
Ну в моем случае нормально, я не собиралась заниматься всю жизнь, да и данных, наверное, не было. Зато было много травм, и в какой-то момент я уже только и мечтала, что сейчас закончу и пойду заниматься какими-то другими делами в этой жизни. Но с 5 до 16 был спорт – жесть, пот и прочее. И вот, наверное, только благодаря фридайвингу отпустило, выяснилось, что можно же вообще по-другому. Не надо ничего растягивать, стирать в кровь, плакать. Это вообще не нужно. Просто дыши.
«За пределом» (2017)
трейлер фильма
Про команду
Ты сейчас обмолвилась, сказала: «Нам было важно привезти фильм». «Докер» известен своей командой, многие из вас – практикующие кинодокументалисты. Давай вот про это поговорим. Две тысячи фильмов отсмотрено, чтобы собрать и представить зрителям лучшее. Сколько человек этим занимаются? Как-то по секциям, по программам есть разделение?
Все фильмы изначально смотрит Настя Тарасова (кинорежиссер, программный директор фестиваля «Докер». – Прим. DОС.ru). Смотрит весь год. То есть у нас закончится «Докер» в конце сентября – и все начнется сначала.
По семь в день?!
Например, фестиваль «Сандэнс» – к ним поступает 10 тысяч фильмов. И там первоначально все заявки смотрят студенты киновузов, которые дают короткие рецензии. По итогам происходит первоначальный отсев. У нас было несколько случаев, когда начинаешь смотреть и не понимаешь, что этот фильм делает в лонг-листе. Какая-то ошибка. А потом ко второй трети видишь: ага, здесь что-то интересное. Другой бы с ходу забраковал картину, только опытный, насмотренный человек может разглядеть потенциал.
Какие-то новые люди в команде есть?
Да, конечно, команда обновляется. Каждый год кто-то приходит. Влилась в нашу команду несколько лет назад Алиса Мамедова, кинокритик, в этом году тоже занималась отбором, будет модерировать обсуждения. Программа «Док Терапия», которая много лет идет, в этом году еще больше расцвела. Мы наконец-то одного из наших экспертов, психолога Елену Озерову, пригласили курировать этот блок. Она тут же с радостью взялась за дело.
Кто-то откалывается? Или от вас не уходят?
Просто у кого-то меняется жизнь, и мы понимаем, что сейчас человек хочет больше концентрироваться на чем-то другом. Но все полюбовно всегда происходит.
Ирина Шаталова
фото: пресс-служба фестиваля «Докер»

Про индийского петуха и зыбкую грань
А как вообще в новых условиях делать международный фестиваль?
На самом деле все то же самое. С точки зрения финансов есть провисание. Ушли культурные центры, посольства. Соответственно, мы не можем больше без их поддержки кого-то привозить. Сейчас все дорого, логистика сложная. Возник вопрос, стоит ли с этим возиться. Тем более после пандемии, когда произошел переход в онлайн. В итоге общение с иностранцами вполне комфортно оказалось организовывать таким образом. Главное, что у зрителей остается возможность поговорить с авторами фильмов.
Что касается отказов, за весь последний период только пару раз кто-то отказался присылать свои фильмы. Такие прямо принципиальные: не хотим ехать в Россию. А в целом, когда ты что-то запрашиваешь, как правило, присылают все. Нет такого, что люди не хотят, чтобы их кино смотрели у нас.
А самим удается выбираться куда-то за рубеж?
Буквально в феврале побывала в Катманду, это была совершенно чудесная вылазка в качестве члена жюри на непальский фестиваль. Приехало много людей со всего мира. Хотя программа была не совсем привычной, процентов на семьдесят была собрана из местных и различных индийских фильмов.
И что у них там?
Все что угодно! Там документальное кино вообще очень разное, такое динамичное, живое. Как правило, это какие-то молодые самоучки-видеографы, которые начинают снимать своих друзей, свои какие-то истории, хотя , возможно, это только так кажется, что они самоучки. В фильмах часто показываются разные социальные слои. Кастовое деление, очевидно, существует в стране и по сей день, и авторы хотят сделать так, чтобы жизнь была лучше. В принципе все это любопытно, но с точки зрения кино много неровного, эклектичного. Не всегда понятно, что ты смотришь стилистически – это блог, реалити или ближе к кино? Грань очень зыбкая. Но тенденция любопытна.
Для программы «Докера» такие работы преждевременны, правильно понимаю?
И убить его жалко, но и жить с ним невозможно. Он там в стрессе держал всю семью, всех кошек, вот такая индийская удивительная документальная комедийная притча.
Ирина Шаталова
фото: пресс-служба фестиваля «Докер»

Про медведей, духовность и KPI
А что с нашими? Можешь как-то описать, что происходит в неигровом кино в России? Чьи фильмы вы ждете и хотите показывать?
Есть заметные авторы, они на слуху, которые сразу делают кино для проката. Их очень мало, но они есть. Это, как правило, очень зрелищное кино. Сергей Дебижев сразу вспоминается. Его последние фильмы очень хорошо собирают в прокате.
В них много духовности, люди ищут сейчас опору...
Еще есть, конечно, наши анималисты, так их назовем, – документалисты, которые снимают про животных. Отдельная каста – для них это дело жизни: медведи, птицы, косатки, наблюдение за дикой природой. У них может быть разный бэкграунд, но их объединяет энтузиазм. А еще они хорошо умеют привлекать партнеров, спонсоров. Даже не всегда работать с государством. Это могут быть большие мощные корпорации, которые работают в Сибири или по северам.
А дальше сложно разбивать по группам. Очень разношерстная публика. Вот взять статистику Минкульта, они поддерживают порядка 150 неигровых фильмов в год. Раньше было больше. Это очень разные фильмы. Среди них и те, что выйдут в прокат, и фильмы с чисто фестивальным будущим. Какие-то из них потом купят платформы. Или не купят, а просто разместят у себя по доброте душевной.
Есть старые заслуженные документалисты и студии. Им не занимать профессионализма, опыта. Но они, к сожалению, не часто попадают к массовому зрителю. В эти 150 проектов в год входят и некоторые телевизионные фильмы, и те, что будут сниматься для платформ.
Я ждал, что ты по школам пробежишься, перечислишь, но понял сейчас, что мы же с тобой как с продюсером и руководителем фестиваля разговариваем и ты никого не готова со счетов скидывать из этих условных 150 фильмов, любой может попасть к вам вне зависимости от иерархий. Верно?
Конечно! Мы же международный фестиваль в первую очередь. Есть специальная программа российских фильмов, в нее может попасть кто угодно, если захочет. При условии, что это глубокое интересное кино. Никаких табу для нас нет. Не наше на 100% – это телевизионное и ютуб-кино. Это точно не наше. Мы просто не знаем, что с ним делать. И нам это не очень интересно. К тому же нет смысла тащить его на большой экран. Эти фильмы под него не заточены.
Но это не значит, что мы категорически против, чтобы в фильме были люди, разговаривающие со зрителями, так называемые говорящие головы. Тут важно, как это сделано, зачем это сделано.
Какие-то сверхзадачи фестиваль себе ставит, KPI у вас есть вообще?
KPI? (Смеется.) С некоторых пор нас поддерживает Министерство культуры, и у нас есть, конечно, определенная внутренняя ответственность, пожелание, чтобы зритель пришел в кино.
Но не только в Минкульте дело. В первые годы у нас был панический страх, что на какой-то фильм купили один билет или два. Что же мы будем делать, как быть? А потом пришло понимание, что, когда у тебя 67 фильмов, ты в принципе занимаешься авторским кино, просто априори невозможно собрать каждый раз полный зал. Нам важно, чтобы в целом внимание зрителей к фестивалю было высоким, чтобы зритель шел. И это происходит год от года.
Тут еще ведь вот какой момент. На меня в свое время очень сильно повлияли фильмы братьев Майзелс. Это такие представители «прямого кино». В 2010 году в Москве была единственная ретроспектива их фильмов в России. Я на нее попала случайно, пришла на первый фильм и потом ходила на все, не могла оторваться. Вместе со мной ходили три-четыре человека. Я каждый раз, видя это, думала: как такое может быть? Ведь то, что показывали, это был абсолютный восторг, это повлияло на мою жизнь, перевернуло просто… Я тогда о «Докере» еще не думала, была оператором, хотела работать в документалистике. После этого зрительского опыта начала снимать по-другому, по-другому видеть мир…
И вот некоторое время спустя пришло понимание, что не было бы меня там, на этой ретроспективе, – не было бы, возможно, «Докера», не было бы такого понимания документального кино, какое есть у меня сейчас. Понимаешь, да?
Присутствие нескольких людей в зале может иметь настолько сильные последствия, такой толчок они там могут получить, что впоследствии это способно изменить весь ландшафт. Организаторы события, которые тогда, наверное, обанкротились, думаю, даже не подозревают о том эффекте, который они произвели. Поэтому все количественные показатели, конечно, это все жуткая условность, иногда просто комическая.
Ирина Шаталова
фото: пресс-служба фестиваля «Докер»

По городам и весям
Вы, ваша команда, в течение года ездите с обучающими программами Фонда поддержки регионального кино. Проектов оттуда становится больше в фестивальной программе «Док Станции». Что это за процесс?
Мы очень неровно дышим к проектам ФПРК, потому что были там раньше экспертами, смотрели, как это все происходит, потом стали продюсерами, теперь занимаемся образовательной программой. Но при отборе фильмов стараемся быть объективными. Все-таки у ФПРК, по-моему, вышло 120 фильмов за последние два года, а мы взяли 10.
По опыту, большое кино появляется на длинных дистанциях. Есть такой потенциал у региональных проектов? И что для их поддержки можно было бы еще сделать?
Про все проекты сложно сказать. На самом деле хочется, да, чтобы какая-то часть из них переросла во что-то полнометражное. Мы сейчас работаем в формате кинолаборатории именно с замыслами. У людей есть идея, есть герой, и они хотят понять, что с этим делать. Некоторые проекты идеально ложатся в концепцию съемок в течение нескольких месяцев. В таком случае мы прямо говорим: подавайтесь обязательно. Если получится, то классно. А с некоторыми понимаешь, что замысел можно реализовать только за два года, иначе вообще никак. И тогда остается выходить на поиск финансирования за пределами ФПРК, подаваться в Министерство культуры, пробовать получать региональные гранты и так далее.
Когда-то были планы, мечты стать еще и прокатной организацией.
А если кто-то решит условно присоседиться, поможет получать прокатные удостоверения, будет как-то продвигать, показывать фильмы кинотеатрам, получится?
Когда мы начинали проект «Докер» в 2010–2011 годах, тогда в прокат вышло шесть неигровых фильмов. Из них четыре политических, два про животных. Все вместе на тот момент они собрали порядка 5 миллионов рублей, смешную для кино сумму. До пандемии был мощный рост, потом спад, опять рост.
Сейчас ежегодно выходит порядка 20 фильмов. Сборы стали интереснее. 20 миллионов – планка, редкие картины могут собрать 5–6 миллионов. Рост за 15 лет есть однозначно. Но это не прорыв.
Результаты чаще всего связаны с тематикой, с наличием изначальной фан-базы какого-то события или явления, о котором рассказано в фильме, и прочее, и прочее. Тут много нюансов. Это очень кропотливая работа. Мне кажется, что те люди, которые берутся за это нахрапом, думая, что это же дешево, что права стоят не так дорого, сейчас все отобьется, не готовы, что к прокату каждого фильма надо подходить индивидуально, вкладываться в его рекламу, а на это ресурсов нет, они не заложены.
На самом деле я думаю, что если взять пакетом десять классных документальных фильмов в год, в каждый из них вложиться, то есть не просто распространить какие-то вхолостую баннеры, а действительно по уму привлечь блогеров, тех, кого это может интересовать в регионах, то может быть очень интересный эффект. Но надо быть фанатиком и надо иметь стартовый капитал для этого.
Вокруг «Докера» как раз складывались такие сообщества в дофестивальную эпоху. У вас открывались своеобразные корпункты в регионах. Сейчас вы ездите с послесловием фестивальным по тем же адресам плюс-минус.
Красноярск хорош, их проект SiberiaDOC работает уже давно. Они совершенно самостоятельно прошли свой путь, но было очень приятно читать, что ориентировались они на нас изначально.
Про миссию и маразм
Тебя каждый год, наверное, спрашивают, веришь ли ты в будущее неигрового кино. По умолчанию ты всегда должна верить, говорить что-то оптимистичное. Но вот сейчас идет какая-то большая жизнь, создаются студии, и им не всегда нужны художники. Им нужны профессиональные машины, которые знают, как надо, умеют сделать ровно, квадратно, но хитово. Как тебе в этой обстановке живется? «Уходишь в моря», просто не обращаешь внимания или тебя это раздражает? То, как меняется сегодня рынок, какие эмоции у тебя вызывает?
Мы уже 15 лет занимаемся тем, что любим. С 2010 года, когда мы создали свой киноклуб, потом проект «Докер» – и дальше, дальше. Был выход в регионы, потом фестиваль. И все эти годы рядом с нами что-то снимали и показывали. Открывались кинофестивали, профильные кинотеатры. Возникало и умирало документальное телевидение. И я на все происходящее сейчас смотрю уже абсолютно спокойно. Ну о’кей, если есть на это силы, возможности, какие-то ресурсы, зрители, так и замечательно!
Я понимаю, что у нас есть своя миссия, своя ниша. За все это время была куча проверок на прочность. Мы находились в поиске, пробовали что-то придумать, найти денег. Что-то получалось, что-то нет...
Но нет, нам не темы интересны, нам интересна глубина взгляда. Авторы фильмов, которые мы любим, которые попадают к нам на фестиваль, ставят себе нереальные цели и задачи, они постоянно в раздумьях, зачем это все, почему, и это видно на экране. Но такое кино сложнее пиарить. Ну и что? Мне радостно, что можем продолжать жить и работать, не изменяя себе. У нас свой путь, и это здорово!
Сам факт, что мы находимся в абсолютной гармонии с собой, с командой… Если по отдельности спросить любого из нашей команды: «Вот вас устраивает, чем вы продолжаете заниматься?», скорее всего, все скажут: «Да». Если не будет этой гармонии, они уйдут, я знаю. И раз мы продолжаем делать свое дело, значит, все вообще возможно!
Мы видим, что зритель есть, может быть, количество не растет в какой-то сумасшедшей прогрессии, но он есть. Они откуда-то все приходят, несмотря на то что у нас нет вообще рекламного бюджета.
Ирина Шаталова
фото: пресс-служба фестиваля «Докер»

А нет опасности закапсулироваться, грубо говоря? Как-то потерять связь с реальностью?
Ну я бы не сказала, что мы в домике. Мы же абсолютно на все смотрим, обращаем внимание. Но, может, когда начнем стареть, потеряем хватку, впадем в маразм, перестанем обновляться…
О, ну нет, это еще не скоро...
Не знаю, все возможно. Такая опасность действительно существует. И да, она меня пугает. По самоощущению, сейчас все хорошо. Но вдруг действительно мы перестанем замечать, что происходит вокруг, перестанем понимать язык молодого поколения, людей, которые только приходят в профессию? И вот этого прямо не хочется. Это страшно!
Именно поэтому, во-первых, у нас нет никаких стандартов, каких-то незыблемых постулатов типа «должно быть так и никак иначе». Мы, наоборот, хотим, чтобы у нас было всегда максимальное количество жанров, направлений, может быть, даже совершенно выходящих за рамки. У нас все может быть!
Заглавное фото: пресс-служба фестиваля «Докер»