«Брат навсегда»
трейлер фильма
Григорий, Анна, на прошлогодней церемонии завершения «Нового сезона» со сцены было объявлено, что следующий фестиваль откроется документальной лентой «Брат навсегда» и что делать ее будут все дети – и Балабанова, и Бодрова. И вот фильм выходит в прокат и выясняется, что его делали только дети Сельянова. Объясните, почему так вышло.
Григорий Сельянов: Федя с Петей Балабановыми участвовали в фильме, но не являются авторами. Изначально и идеи такой не было, чтобы все дети снимали. Игорь Мишин, тогдашний руководитель KION, объявивший такое со сцены «Нового сезона», видимо, неправильно понял концепцию.
Анна Сельянова: Эта история изначально сумбурная. Мы встретились с Игорем Мишиным на фестивале «Короче». Рассказали ему в формате смол-тока, что у нас есть такая идея и мы думаем, с какой из платформ это делать.
То есть вы не Сергею Сельянову первому об этом рассказали?
Анна: Папе мы рассказали, но у нас была задача сепарироваться от него и сделать что-то самостоятельно. Это была детская, наверное, наивная, но все-таки цель. Игорь Мишин нас убедил: «Нельзя отдавать проект одной платформе, должны все вместе подключиться к этому проекту. Давай-ка, Гришка, приезжай на “Новый сезон”, мы там еще поболтаем». Возможно, он действительно не до конца понял нашу концепцию. Но подключились СМИ, и через «испорченный телефон» в новостях о проекте исчез режиссер Гриша Сельянов, возникла некоторая коллаборация всех детей. Хотя у нас было заявлено, что Федя и Петя Балабановы, Бодровы именно участвуют, но не снимают кино, потому что изначально проект наш. Мы пытались опровергать эти слухи, уточнять, но поняли, что это бесполезно – борьба с ветряными мельницами. СМИ придумали свою историю, в которую поверили, мы тут ни при чем.
С каких пор вы разрабатывали эту идею, как и когда она появилась?
Григорий: Мы разрабатываем ее года полтора. Сходили на выставку Балабанова и вдохновились. Там было много людей, и большая часть – совсем молодые ребята. Мы поняли, что у них есть интерес к теме, но с ними никто о ней не говорил понятным языком. Все фильмы о Балабанове сняты людьми старшего поколения, так называемой старой гвардией, сверстниками Нади, Леши, моего отца. Мы посчитали, что нужно сделать свежее кино, рассказать ребятам, как рождался «Брат». И самим разобраться в этом вопросе.
Сначала должны были запускаться с одной платформой, но все затянулось. Мы встретили Игоря, процесс сдвинулся с мертвой точки. Потом Игорь ушел из проекта, и мы остались один на один с семью платформами, кстати, не подписанными. Примерно восемь месяцев очень тяжело протаскивали проект с помощью лицензионного отдела СТВ и меня лично. Была долгая переписка, сотни писем, в итоге все платформы подписались. Мы за три месяца сняли фильм и за два смонтировали.
Григорий и Анна Сельянова представляют фильм «Брат навсегда» на фестивале «Новый сезон»
фото: пресс-служба фестиваля
О давлении отца и синдроме nepo baby
Аня, вам 31, вы моложе Гриши на шесть лет и не росли в той среде. Что для вас «Брат»?
Анна: Я не смотрела фильмы «Брат» и «Брат 2» до знакомства с Гришей. У меня мама – театральный режиссер, она мне много советского кино показывала, но никогда не показывала Балабанова. Гриша посвятил меня в этот мир, благодаря ему я увидела фильмы СТВ. Я человек вроде молодой, но немножко со стороны. Все, что в нашем фильме рассказано, – это то, что было интересно узнавать мне лично. Поэтому когда ваши коллеги сейчас пишут, что ничего нового в фильме не сказано, скорее всего, имеют в виду осведомленность старшего поколения. Потому что молодые зрители, ровно как и я, узнают эту информацию в первый раз. Прошло 25 лет, многое ушло, и люди, которые в то время не жили, не знают этих так называемых тру стори. Этот фильм для молодых, снятый молодыми. Для тех, кто не жил, не впитывал, не разбирал фильмы Балабанова.
Так что для вас «Брат» первый и второй?
Анна: Всем очевидно, что это фильмы очень талантливого режиссера, своевременные, классно сделанные, красивые, модные и стильные. До сих пор смотрятся свежо. Америка прекрасно показана. Все эти теги соблюдены. Но нам показалось важным рассказать про феномен команды.
Это история про Балабанова – режиссера, семьянина, отца, мужа. Но это кино и о тех неповторимых людях, которые вместе с ним делали эти фильмы, об их отношениях, которые невозможны сейчас. Я не знаю больше примеров такой дружбы, такого братства. Когда начинаешь изучать феномен «Брата 2», одно сцепляется с другим, и мы приходим к тому, что СТВ – это феномен, что Сергей Сельянов – это феномен, что Надя Васильева – феномен. Это все феноменальные люди, которые подружились, нашли друг друга, потом потеряли друг друга. Культовость всей этой истории в том, что это и большая трагедия, и большое чудо. Мы сделали акцент на людях, а не на социальных, политических, антропологических разборах.
Гриша, вы в этом всем жили. Для вас это история полубытовая, полусемейная?
Григорий: Я всегда был немного в стороне от мира большого кино, хотя у нас дома происходили сборы, посиделки и мы дружили с Балабановыми семьями.
Я испытывал давление фамилии, авторитета отца всю жизнь, и мне всегда было тяжело. Это известная проблема. Я иногда шучу, что хотел бы создать клуб анонимных nepo baby, потому что знаю много детей известных родителей с такими же травмами. Когда я эту травму за последние годы пролечил, перерос…
С психологами?
Григорий: С психологами, с Аней, со взрослением, с долгими разговорами с отцом – это была цепочка событий, которая позволила вылечиться. Наш проект – тоже этап взросления, и он дал возможность проговорить проблемные вопросы, пообщаться с родителями уже на равных. Это было сложно, но это терапия, которая освобождает. У меня сейчас нет страхов и неуверенности. Есть ответственность перед фамилией.
А не было варианта не идти в кино, чтобы не чувствовать себя nepo baby?
Григорий: Был миллион вариантов: занимался и поэзией, и музыкой в подростковом возрасте. Меня никто в кино не затаскивал, равно как и не отталкивал от этого пути. Я снимал клипы – сначала для своего музыкального коллектива, потом знакомым, потом пошли заказы, ролики, короткометражки. У меня был естественный, неподдельный интерес, иначе я бы не стал этим заниматься. А потом интерес вырос в большие проекты.
У ваших родителей были завышенные ожидания в отношении вас?
Григорий: Нет, завышенных ожиданий не было. Просто в какой-то момент любому ребенку нужно принять, что родитель – это обычный человек. А я большую часть жизни жил под давлением, гнетом авторитета отца. Потом ты понимаешь, что родители – такие же люди, где-то слабые, в чем-то сильные. Они тоже ошибаются, и вы равны в этом смысле, и бояться ничего не нужно…
Анна: Сергея Михайловича, при всей моей любви и уважении к нему, многие побаиваются. Он излучает холодность, суровую энергетику.
Сергей Сельянов
фото: пресс-служба LIGHT
В архивных кадрах вашего дока он другой – улыбающийся, теплый. Он так изменился с возрастом?
Григорий: Я помню, что в молодости он очень много смеялся, в нем было много энергии. Думаю, трагедии, которая произошли с Сережей Бодровым и позже с Лешей Балабановым, повлияли на него. Это его ближний круг, и вдруг его не стало.
Этому поколению трудно проговаривать свои чувства, они у них в купированном состоянии. Люди живут и тащат этот груз, никак не эвакуируя. Первую часть нашего фильма отец сильно сопротивлялся во время интервью, был тяжелым, мрачным, неразговорчивым, только потом разболтался.
Мне казалось, что конкретно вас он подпустит к себе легко и откроется.
Григорий: Ха-ха (зловещий смешок).
Анна: Нет. С нас как раз и спрос другой. Сергей Михайлович очень внимательно относится к тому, что мы делаем, и, если что-то у нас не получится, он будет безжалостен.
Критикует?
Анна: Критиковать нас особо, я надеюсь, не за что. Мы и так в состоянии невроза и гиперответственности, нам сложно сделать что-то совсем уж не так.
Ощущение, что этот фильм еще и к семидесятилетию папы снят.
Григорий: Да, и к 33-летию СТВ. Во многом это признание в любви. Нас некоторые критики журят за то, что мы не делали сухого анализа, не спровоцировали спора мнений. Но вы себе представляете, что такое снимать кино про свою маму или папу? Вы бы смогли их разобрать на атомы логикой? Или вы бы подходили ко всему с открытым сердцем? Поэтому перед теми, кто ждет от нас антропологического исследования или сухой аналитики, я хочу извиниться и сказать, что кино немного про другое, оно теплее. Если у человека есть эмпатия, он много там для себя найдет.
Да, особенно люди, которые теряли близких. Я вижу, что в кадре присутствует абсолютная любовь. И эти маленькие детали, рассказы из детства – это тоже любовь. Хотя некоторые воспоминания… Меня потряс эпизод в вашем фильме, когда вы рассказываете, как ребенком обнаружили на родительской кухне пьяного Балабанова, который вам сказал: «Гриша, ты урод». Что это было?
Григорий: Эту историю я носил в себе всю жизнь, никому не рассказывал. Аня, по-моему, первый человек, кому я рассказал.
А вы обиделись тогда?
Григорий: Эпизод сильно въелся в мою память. Психика, защищаясь, думает: «Это смешно, забавно». А по факту, когда я в кино это проговорил, на первых показах почувствовал, как меня отпускает.
Когда взрослый, авторитетный для тебя человек говорит такое маленькому ребенку, это работает на уровне самых простых психических механизмов – ты обижаешься, а потом веришь в сказанное.
Вы даже не пожаловались родителям?
Григорий: Нет, я никому про это не рассказывал.
Сергей Сельянов с детьми Григорием и Дарьей
фото: личный архив семьи
О пьянстве, «Морфии» и «Грузе 200»
Об алкоголизме в жизни Балабанова. Это было бытовое пьянство или творческое?
Анна: Это психологическая история, избегание реальности, боли. Эскапизм.
Григорий: Ну и это было нормой для кинотусовки, для творческих людей. То, что они собирались по выходным и все выпивали, вся команда – Астахов, папа, мама, Балабанов, Шевчук, Бодров, Бутусов, воспринималось как что-то обычное. Это было нормально и для них, и для нас, и, видимо, для всей страны. А потом это превратилось в проблему, когда человек может один сидеть и выпивать. Но я с ним в эти моменты рядом не находился.
После гибели съемочной группы Бодрова в Кармадонском ущелье это усилилось?
Григорий: Сто процентов, да.
А как у вас дома переживались смерть Бодрова, Балабанова?
Григорий: Мне было лет 14–15. С этого момента все и началось. Отец ходил очень тяжелый. Больше и нечего сказать. Когда Балабанова не стало, он мне позвонил и сказал: «Гриша, привет. Балабанов умер». Я не знал, что сказать. У меня тогда были огромные проблемы в жизни. Я молчал. На похороны Балабанова, конечно, пришел, но даже не смог зайти в церковь, потому что атмосфера была невыносимая. Это было очень больно.
Я помню Венецианский фестиваль, когда Балабанов и Сельянов привезли последнюю работу «Я тоже хочу». Алексей, отвечая на вопросы журналистов о творческих планах, сказал, что планирует снять фильм про молодого Сталина, и добавил: «Но, наверное, уже не успею». И у вашего папы чуть ли не слеза покатилась, он принялся говорить: «Все ты успеешь, все ты сделаешь». Что за уровень отношений у них был? В вашем фильме Любовь Аркус говорит, что Сергей Михайлович был для Алексея больше чем друг, он был равен фигуре отца.
Григорий: Наверное, да, отец явно был для Балабанова больше, чем друг и соратник. Это все открывается для нас с годами, с работой над фильмом, с общением с людьми. Внутри семьи, повторюсь, не принято было откровенничать, это были люди, которые мало говорили о чувствах. Ребенком я воспринимал их просто как друзей, соратников. Я помню, Леша нам часто звонил даже, когда папы не было дома. Потом начинаешь осознавать масштаб их личностей и… теряешься. Про это в фильме говорят и Надя, и Люба.
А вы как его называли? Дядя Леша, Леша?
Григорий: Честно, не помню.
Алексей Балабанов и Юрий Шевчук в гостях у семьи Сельяновых
фото: личный архив семьи
Аня, если бы вы не встретились с Гришей и не погрузились бы в его семейную историю, полюбили бы фильмы Балабанова?
Анна: Конечно. Фильм «Про уродов и людей» – мой любимый.
А вы, Гриша? Если бы Балабанов не стал частью вашей жизнью, смотрели бы его кино?
Григорий: Конечно. Фильм, который во мне меньше всего отзывается, – это «Кочегар», всегда казалось, что там очень медленный ритм, как будто не хватает самой истории, а позже узнал о мнении отца на этот счет. Прочитав сценарий, Сельянов пожал плечами: «Это же короткометражка», — но рискнул довериться балабановскому чувству ритма. Мой любимый фильм Леши – «Морфий». Все почему-то удивляются. И вы удивились? Мне интересна тема дореволюционной и постреволюционной России, переходный период, а там этот этап изображен достоверно, там крутой реквизит, эстетика, музыка, Вертинский – чисто сделано с точки зрения погружения в эпоху. Недавно Леню Бичевина встретили, первый раз в жизни с ним пообщались, не удержался, наговорил комплиментов!
Как вы относитесь к фильму «Груз 200», который развел киноиндустрию по разные стороны баррикад?
Григорий: «Груз 200» – сильное кино с точки зрения той же эстетики, как и «Морфий» для меня. Я в то время не жил, но думаю, оно достоверно изображено.
То, что фильм страшный, это правда. Когда он вышел, мне его легко было смотреть, сейчас чуть тяжелее, психика уже не та. Но фильм мощный, как ни крути, и реальность, которая там изображена, точно где-то в какие-то моменты времени существовала и сейчас, возможно, существует.
Это же тоже про страну, такой этап у нее был, распада. Если «Морфий» про эпоху распада царской России и приход большевиков к власти, то «Груз 200» – уже про распад советской России.
«Я убил много людей в кино»…
А я больше всего люблю последний фильм Балабанова.
Григорий: «Я тоже хочу» мне очень нравится.
Это ведь исповедь?
Григорий: Да, конечно. Леша же знал, что умирает.
Он был религиозным человеком?
Григорий: В позднем периоде стал религиозным. Оператор Сергей Астахов нам про это говорил.
Анна: В позднем периоде Балабанов стал говорить о Боге. А Астахов был религиозным всегда, но не находил в этих вопросах отклика у Леши.
Это же не совсем честно и как-то по-жульнически, по-детски – только перед лицом смерти, то есть «наказания», напугаться и начать задумываться об ответственности за сделанное, о вере.
Анна: Это очень по-евангельски, потому что разбойник раскаялся на кресте в последнюю секунду своей жизни.
А Балабанов – разбойник?
Анна: В каком-то смысле.
Григорий: Он говорил: «Я убил много людей в своем кино и поэтому недостоин колокольни счастья». Я солидарен с ним. Мне мама всю жизнь говорила, что все, что ты вкладываешь в творчество, будет проигрываться в твоей жизни и влиять на реальность. Возможно, она находилась в каком-то конфликте с творчеством папы и Балабанова. Балабанов, видимо, под самый финал тоже эту истину осознал. Как говорят китайцы, смысл жизни в том, чтобы правильно умереть. Некоторые люди делают что хотят, но потом, когда чувствуют приближение Суда, понимают, что и тут сказал не то, и там сделал не так. Нужно поскорее попытаться освободиться, очиститься. Я не знаю, насколько убийство в кино – грех, это тонкий вопрос, но ранний Балабанов был очень живым и ярким, эстетом. Однако трагедия с Бодровым его надломила, появилась жесткость. Впрочем, он оставался честным с самим собой и с людьми. Его нельзя назвать плохим человеком.
Алексей Балабанов и Сергей Сельянов. 2007 год
фото: Вячеслав Шмыров / vk Алексей Балабанов
Его фильмы обвиняли в мизантропии.
Григорий: Обратная сторона нелюбви – это страх. Снимая фильм, мы пришли к тому, что Леша был крайне обидчивым, чувствительным, тонким. И если его кто-то обижал, он расстраивался. Помните, как Федя в доке рассказывает историю про шахматы – что Балабанов обижался, если сын у него выигрывал, и быстро прекращал партию. Фильмы «Брат» и «Брат 2» тоже в каком-то смысле сублимация обиды. Тебя обижают, и ты отстаиваешь свое понимание справедливости, правды, чести такими методами. Повторюсь, нелюбовь к людям – обратная сторона страха, обиды.
Анна: То, что он не любил людей, – это страшно. Достаточно послушать его речь, которая у нас в финале фильма: он разочаровался во всех в какой-то момент. А изначально Балабанов был очень жизне- и человеколюбивым.
Григорий: Когда человек теряет одного друга, потом другого, когда вся команда умирает, почва уходит из-под ног.
Анна: Какой уровень обиды на мир может быть у человека после того, как он потерял всех своих друзей?
Про мистику и приветы «оттуда»
Наверняка люди такой сильной энергетики, как Алексей Октябринович, умеют и «оттуда» что-то транслировать.
Григорий: Вокруг его личности много мистики. Колокольня счастья, выстроенная к фильму «Я тоже хочу», рухнула на 41-й день после его смерти. Ну вот как это?
Снимая это кино, мы как будто пробивали бетонную стену. Было колоссальное сопротивление Вселенной. За неделю до съемок мошенники обманули на 10 миллионов рублей нашего исполнительного продюсера, но она оказалась достаточно сильной, чтобы сказать: «Нет, я буду снимать». Нашу собаку парализовало, кто-то в аварии попадал. Надя говорит, что это «приветы от Балабанова».
Снимали у него в кабинете – свет отключился во всей квартире. Он будто бы сопротивлялся. Но мы восприняли это как испытание, как процесс взросления. Ты проходишь через сложности и, если не сдаешься, становишься сильнее. Чем мощнее вызов, тем сильнее он тебя делает.
Вот еще история. Мы вместе с Надей открыли бистро «Балабанов» в Питере. К ней обращались разные люди, хотели купить имя, но она сказала, что с незнакомыми делать ничего не хочет. Мы нашли рандомное помещение, которое всем понравилось. И только потом осознали, что оно находится на Колокольной улице, и мы подумали, что это прикольная рифма к «колокольне счастья».
Нам говорили, что надо было строить бистро на Ваське, Леша ведь там жил. А потом, когда мы открылись, к нам пришел сотрудник из Музея истории религии и сказал: «Вы знаете, что здесь, на этой улице, снимался балабановский фильм “Счастливые дни”?» Мы пересматриваем эту картину и видим, что в финальном кадре, где Сухоруков бежит за трамваем, – панорама на улицу, и ровно посередине – здание нашего бистро. И самое удивительное – ООО под бистро мы назвали «Счастливые дни» интуитивно, не зная всего этого. Так и перестаешь сомневаться, что Леша где-то с нами рядом и сам все это устраивает.
У меня мурашки.
Григорий: Уверен, такие люди, как Балабанов, влияют на реальность и при жизни, и после смерти.
Что папа сказал про ваш фильм?
Григорий: Я не хотел показывать ему незавершенную копию, но по внутренним правилам студии пришлось дать ему черновую сборку. Он посмотрел, и, конечно, я не дождался того, чего мне хотелось бы больше всего, он не сказал: «Ребята, какие вы молодцы».
Он вообще способен говорить такое?
Анна: По отношению к чужим – да.
Григорий: Нам понятно, почему это происходит. Ему неловко нас хвалить. Он из поколения людей, которые росли в условиях, где им родители, возможно, слова теплого не сказали. Для них хвалить – это мучительно. Мы это преодолеваем, окей.
Но, справедливости ради, отец ближе к финалу съемок позвонил и сказал: «Нормальный фильм». Дал пару технических комментариев. А потом дня три-четыре звонил и минут по 30 разговаривал про прокат, про индустрию. Я чувствовал, что это его единственный инструмент выражения любви. А вот Надя плакала во время просмотра фильма.
Анна и Сергей Сельяновы
фото: кадр со съемочной площадки фильма «Брат навсегда»
Про Михалкова, Сухорукова и бодровский свитер
Критики написали, что Надежды Васильевой «слишком много» в вашем доке и что она слишком много рассказывает про вещественный мир фильмов Балабанова.
Григорий: Я с этим согласен.
Анна: Надя – герой нашего фильма. И да, она про вещественное, поскольку она художник, это ее профессия. Нам было важно изучить этот аспект фильмов Балабанова, потому что мы «шмоточники», мы любим визуальное, нам было искренне интересно послушать Надю. Она харизматичная, живая, настоящая.
Да, классная, такой рок-н-ролл, не классическая вдова.
Анна: Она наша общая мама.
Григорий: В какой-то момент и мне показалось, что ее очень много в фильме, что нужно эпизоды с ней чем-то разбавить либо сократить. Но потом пересмотрел кадры – она говорит про вещи, а я слышу, что она говорит про кино, про воспоминания. Когда она рассказывает, как нашла какую-то шляпу, я слышу эмоцию, а не разговор про шляпу. Может быть, мы за этим не уследили, потому что воспринимали сердцем. И Надя правда была очень счастлива находиться в пространстве нашего фильма.
Вы же поехали на съемки в Америку все вместе? Как вы это провернули в сегодняшних условиях?
Григорий: Мы подавались на визу, когда международная ситуация была еще жестче. У нас не было шансов, мы никогда не были в Америке. Все, кто стоял с нами в очереди на интервью в Бишкеке, получали отказ. Мы были тринадцатые и думали, что зря приехали. Отсидели очередь просто ради галочки, уверенные в том, что раз поездки в Америку не будет, то и фильма не будет.
Анна: А визу нам дали. Мы не верили, что это наяву.
Видимо, Балабанов похлопотал.
Григорий: Определенно.
Надежда Васильева, Анна и Григорий Сельяновы, сценарист Оксана Маврина и оператор Егор Папулов
фото: кадр со съемочной площадки фильма «Брат навсегда»
Как дались съемки в Америке?
Григорий: Помогла все организовать наша соотечественница Кира Выходцева, она работает в Лос-Анджелесе. В тот знаменитый магазинчик, торгующий пластинками, мы пришли, пообщались, и нам разрешили снять. Владельца мотеля, где жила команда «Брата», вообще случайно встретили: кое-как нашли эту гостиницу по воспоминаниям, а там чернокожий мужчина, и он говорит: «Да, я все помню». Сопротивлялся, но потом разрешил снять. Было сложно, мы первый раз в Америке, многое приходилось дистанционно организовывать, команду собирать. В итоге все подружились, классно было.
Почему вы решили включить в фильм в качестве спикера Никиту Михалкова? Он ведь снимался в «Жмурках», а не в «Брате».
Анна: Нам нужен был человек, обладающий максимальной экспертностью в области кино, человек, который уважал и хорошо чувствовал Балабанова. Михалков именно такой, а еще он имеет уникальный актерский опыт общения с Алексеем Октябриновичем, а еще офигенно формулирует мысли. И делайте со мной что хотите, я обожаю Михалкова и его ранние фильмы.
Он легко согласился на участие?
Григорий: Тут как раз Сергей Михайлович помог, позвонил, и он мгновенно согласился. И это дорогого стоит.
Некоторые люди требовали с нас за часовое интервью гонорар в 2 миллиона рублей. Возможно, это была форма отказа… Нам вообще многие отказывали.
Никто не заметил, но в фильме нет Виктора Сухорукова. Тоже отказал?
Анна: Очевидно, он на что-то обижен. Но, справедливости ради, у него недавно была операция на сердце.
Почему же все-таки дети Сергея Бодрова не снялись в вашем кино?
Анна: В том числе благодаря вашим коллегам они и не снялись. Когда выпустили пресс-релизы и статьи о том, как Бодровы должны вместе с Сельяновыми и Балабановыми снять кино, они восприняли это как нашу ложь.
Григорий: Мы с Сашей (Бодровым. – Прим. ред.) предварительно общались, он сказал, что можно попробовать. И тут выходят громкие заголовки, что решение принято и что Бодровы снимут это кино. Ребята подумали, что их именами манипулируют. Злой рок.
Анна: Нам было очень стыдно, хотя мы в этой ситуации не виноваты.
Григорий: Бодровы в итоге отказались. Но не конкретно от нашего фильма, они в принципе не участвуют в подобных проектах и никогда про отца не говорят. Это их позиция, для них это большая травма, большая трагедия. Мы их понимаем, мы в нормальных отношениях.
«Брат 2»
кадр из фильма
Что за дикая история с пропажей бодровского свитера, о котором в вашем фильме рассказывает Надежда Васильева? Я аж подпрыгнула, когда услышала, что он был передан вашему отцу для того, чтобы отдать вещь семье Бодровых, и в итоге пропал в квартире продюсера Сергея Члиянца.
Анна: Папа тогда часто ездил из Питера в Москву, у него не было в столице своего жилья, и он останавливался у Члиянца. Куда пропал свитер, не знаем.
Григорий: В этом исчезновении символическая рифма: Сергея нет, и свитер пропал. Пусть так и будет.
Еще раз о травмах и надеждах
Чего вы ждете от своего фильма?
Григорий: Фидбэк, который пришел к нам на «Новом сезоне», где состоялась премьера картины, свидетельствует, что это реально: за несколько дней подошло человек 50, которые говорили примерно одно и то же: «Спасибо большое, это совпадает с моими внутренними убеждениями. Вы дали надежду, что можно делать кино о своих личных переживаниях». Это индустриальные люди – актеры, режиссеры, кастинг-директора. Многим оказалась важна и понятна тема отношений отцов и детей.
Но, согласитесь, вы, конечно, находились в выигрышном положении из-за доступа к уникальным архивам. Какие из них использованы в фильме?
Григорий: У нас есть архив СТВ, личные архивы. Я из дома принес, наверное, 100 фотографий, мы их отсканировали. Плюс Надя дала 1000 фотографий со съемок «Брата 2», которые почти нигде не фигурировали. Искали где могли.
Архивов явно еще на пару фильмов хватит?
Григорий: Материала так много, что мы могли бы трехчасовой сериал снять, но все задумывалось как фильм, поэтому мы уплотнялись. Высшей целью для нас было бы, если бы картину увидело как можно больше людей и она оставила бы теплый след. Мы видим свою миссию в том, чтобы достойно сохранять эту память. Рассказать, что Балабанов, Сельянов и вся команда были не просто хитмейкерами, а живыми людьми. Потому что то, что сегодня происходит с Бодровым, Балабановым, не имеет ничего общего с ними. Они забронзовели и стали легендами. Их уже и трогать нельзя, и ничего говорить, и, не дай Бог, бистро открыть или мерч сделать.
Анна: В бистро нам предъявляют иногда: «Почему у вас нет водки?», «А где коктейль «Жених приехал»?»
Григорий: У некоторых людей Балабанов ассоциируется только с крепким алкоголем.
Анна и Григорий Сельяновы
фото: пресс-служба фестиваля «Новый сезон»
Вы в Питере еще делаете какие-то экскурсии по местам Балабанова?
Григорий: Это Федя Балабанов делает.
Дети Балабанова такие же травмированные, как и дети Сельянова?
Гриша: Петька, мне кажется, более здоровый в этом смысле, потому что Надя очень сильная. Она рассказывала, что, купая его маленького в ванной, говорила: «Ты самый лучший, ты самый классный». Он с этим убеждением и вырос. У него гораздо более здоровая, цельная психика, потому что Надя его всю жизнь поддерживает. У Федьки, как и у нас, другая история, но про это, наверное, он лучше расскажет.
Вы дружите?
Григорий: Да, мы общаемся как двоюродные братья.
Что дальше, ребята, у вас теперь будет? Какие проекты?
По-прежнему будете надеяться только на себя?
Григорий: Так интереснее. Папа в детстве мне говорил, когда я играл в приставку: «С кодами же неинтересно». Эта философия привилась: нужно самому всего достигать. В любом случае поддержка есть от студии и от отца, и мы за это благодарны. А желание повзрослеть, доказать что-то себе и миру может нас вывести на новый уровень.
Смотрите фильм «Брат навсегда» в прокате с 30 октября.
Заглавное фото: пресс-служба LIGHT