Душан Глигоров и Батыр Моргачёв
церемония награждения премии АПКиТ
Душан, первый вопрос неприятный, но я не могу его избежать. Когда вышел «Аутсорс», он произвел эффект разорвавшейся бомбы, его сразу назвали главным событием года. Но перед показом последней серии стали происходить странные вещи: часть индустрии, а среди нее оказались некоторые кинокритики и даже продюсер целой платформы, выступили с мнением, что проект переоценен, что ему «чего-то не хватает», и т. д. Как вы к этому относитесь?
Спокойно. Мне интересно и важно мнение каждого. А уж будет ли «Аутсорс» сериалом года, узнаем через полгода.
Ситуация, когда публично высказываются конкуренты, вас не задела, не обидела?
Я всегда самокритичен к своим работам, не считаю их гениальными, не считаю, что следующий проект будет еще гениальнее, а потом – вообще вершиной гениальности. Всегда есть к чему стремиться. Знаю плюсы и минусы каждой своей работы, тем более интересны взгляды тех, кто о проекте только слышал, только смотрит. Когда делаешь любое кино, пытаешься прогнозировать, какие мысли, эмоции, ощущения оно вызовет, и очень интересно потом наблюдать, насколько все это совпадает с тем, что получилось в реальности. Я должен делать и для себя какие-то выводы.
С «Аутсорсом» ваши ожидания совпали с реальностью?
Мне кажется, что совпали. Я вижу, что все-таки бóльшая часть зрителей и критиков, с которыми приходилось общаться, скорее позитивно оценивают проект. Вкусы разные. Кому-то нравится горький шоколад, а кому-то молочный, и никого не переубедить. Нет цели понравиться абсолютно всем, да это и невозможно. И нет причины на кого-то обижаться.
«Аутсорс»
трейлер сериала
Мне кажется, ошибка этих людей, если вообще можно говорить об ошибке, в том, что они судят проект по лекалам обычного сериала, а «Аутсорс» – это притча. Не понявшие этого посыла зрители ждут арок персонажей, бэкграунда героев и, не дождавшись, чувствуют себя разочарованными. Они просто запутались в жанре. Но и вы нас запутали, сказав, что это комедия.
Возможно, вы правы. Конечно, я не скажу, что это прямо комедия-комедия...
Вы говорили «черная комедия».
Я даже иногда говорю «абсурдистская черная комедия».
Когда был показ на фестивале «Новый сезон», ровно в тех местах, где мне хотелось, чтобы люди смеялись, так и происходило. Даже в других местах, где я не думал, что будет смешно, слышал смех в зале. И это было подтверждением того, что мы не ошибались в нашем жанре и интонации. Смех зрителя выступал защитной реакцией организма, психики. Нервный смешок, а не расслабляющий смех в удовольствие. Нам удалось сделать то, что хотелось. Но каждый волен судить и оценивать по-своему.
Если поставить точку в спорах и обобщить, о чем все-таки сериал «Аутсорс»?
Если спрашивают, о чем сериал, я начинаю думать, что ничего не получилось. Он про ответственность и искушение. Про необходимость брать ответственность за свою жизнь и принимать решения – для меня история про это.
Душан Глигоров
кадр со съемочной площадки
Оператор Батыр Моргачёв в интервью мне рассказал, что сценарий изначально был написан про две эпохи: 90-е годы и наше время. Получается, сценарий пережил большую переработку, ведь нашего времени в сериале нет?
Каждый сценарий каждого проекта переживает большую переработку, прежде чем быть запущенным в производство. И в то же время я вижу, как в сериале 90-е перекликаются с сегодняшним днем, какие вопросы и ощущения вызывает и в тех, кто жил в то время, и в тех, кто не жил тогда.
Вам кажется, что актуальность проекта состоит в том, что он затрагивает тему смертной казни, а сегодня все чаще звучат мнения, что пора ее возвращать?
У нас кино не про смертную казнь. Гораздо важнее, что в нем поднимаются темы, вопросы и сомнения, с которыми сталкивается каждый из нас в повседневной жизни. Например, персонаж Саша сомневается, стоит ли ему жениться, любит он или нет, что делать в ситуации, когда произошла трагедия с его женщиной. Он задумывается, как сказать о своих сомнениях. Он размышляет, стоит ли поступаться своей совестью, честью. Что такое моральное падение личности ради денег, ради наживы? Это вечные темы, которые не теряют своей актуальности и сегодня, и в любое другое время.
Согласна, именно поэтому для меня «Аутсорс» – глубоко христианское кино. То, что вы делаете, вообще выстраивается в некую антологию человеческих грехов: «Хрустальный» – притча о Каине и Авеле, «Трасса» – история блудного сына, читай: дочери, «Аутсорс» – вариация ветхозаветного рассказа о Содоме и Гоморре… Вы исследуете грехи, но и показываете, что у человека всегда есть выбор поступить так или иначе.
Интересно слышать. Но, скажу вам честно, у меня не было такой задачи.
Я не про задачу, а про внутреннюю потребность.
Это происходит само собой, видимо, где-то внутри меня есть несформулированная бессознательная потребность или желание про эти вещи говорить. Но тут важно понимать: я не выступаю автором сценария, а выбираю те истории, которые предлагают продюсеры. Видимо, действительно происходит некий внутренний отбор, хотя и не до конца мною осознаваемый. Получается, меня тянет в эти истории человеческого грехопадения или наоборот.
Про «наоборот» – тоже очень интересная тема, когда человек возвышается над соблазнами и искушениями. Кому из ваших героев это удалось?
Я пытаюсь в каждой работе таких показывать. Например, в сериале «Трасса» – хочется верить, что это получилось.
«Трасса»
трейлер сериала
Вам кажется, что у героини Разумовской получилось духовно возвыситься?
Мне кажется, да. Она нашла способ признаться в своих грехах, во лжи родной дочери, во всей той боли, которую она причинила ей сама. Она нашла способ внутри себя смириться, перебороть обиду на мать и отца, хотя бы начать с ними разговаривать, выстраивать отношения.
Душан, я читала, что человеком, влюбленным в кино, вас сделали фильмы Кислевского, Антониони. А в плане формирования внутреннего мира, души кто влиял? Откуда взялись такой тип мышления, такая оптика?
Мне кажется, все идет из семьи, из воспитания, из окружения. Мы уходим из родительского дома, живем дальше и часто все свои поступки и решения так или иначе соотносим с тем, что подумали бы любимые люди о нас, особенно отец и мать. А когда их уже нет, многие из нас продолжают мысленно обращаться к тем принципам, установкам поведения, которые были заложены родителями, братьями, сестрами, бабушками, дедушками. Мне кажется, что семья – самое главное. Обратите внимание, все мои фильмы в итоге про семью. «Хрустальный» – про братьев и их сложные отношения между собой и с мамой. Сериал «Химера» – про то, что такое власть, что такое зависимость и как они разрушают семьи и отношения. «Трасса», конечно же, тоже про семью. И сериал «Майя». И «Аутсорс» – про несколько семей, про то, как они пытается решать свои проблемы на фоне больших событий, происходящих в стране, и на фоне природы, которая на них смотрит с высоты вулканов, океанов и тысячелетий, проходящих мимо.
Помимо влияния семьи, конечно, были и книги. Я всегда любил классику. Читал и современную литературу – русскую и зарубежную. Но мне сложно сравнить любое современное произведение по глубине, масштабу и объемам с классическими произведениями. В кино у меня тоже в приоритете была классика. А еще в юности я занимался музыкой, играл на виолончели десять лет.
Исполняли барочную, как в «Аутсорсе», музыку?
Скорее просто классическую. Но я люблю очень разную музыку.
В одном интервью я прочитала, что у вас даже кнопочный телефон. Напрашивается мысль, что вы – аналоговый человек: кнопочный телефон, классика в кино, классика в музыке и в литературе… И ваше творчество возвращает нас к базовым настройкам. Мы же все это время в нашей (да и не только) стране очень много экспериментировали. Было много ярких искушений. По-вашему, получается, пришло время, когда пора возвращаться к истокам?
Возможно. А возможно, я просто всегда ищу проекты, которые сложны, которые требуют какой-то работы над собой – и для меня, и для зрителя. Которые заставляют обращаться с вечными вопросами к себе – как ты живешь, как мы все живем. Хочется глубины, размышления, серьезного разговора, искренности, открытости.
А аналоговость жизни, честно вам скажу, у меня часто продиктована ленью: мне проще оставаться на том, что работает, нежели тратить время, чтобы выбрать и разобраться, как работает новый гаджет.
Ну, кнопочный телефон – это еще и признак социофобии, способ закрыться от мессенджеров и соцсетей.
Нет, мне просто с ним удобно, он маленький, помещается в кармане. Смартфон мешает садиться, для него нужно таскать сумку, все время думаешь, где зарядить его. А кнопочный держит заряд неделю. Еще работу гораздо удобнее и продуктивнее делать на большом мониторе компьютера, нежели на маленьком экране смартфона. Удобство, комфорт и лень – этим продиктован мой выбор.
Батыр Моргачёв с дочкой Вишней, Карина Разумовская и Душан Глигоров
премьера сериала «Трасса»
Ваша семья совершенно не связана с кинематографом?
Нет. Родители приехали сюда в 90-е на работу и остались. У меня было совершенно обычное детство. Я родился в Сербии, это одна из республик бывшей Югославии. Когда-то большая страна. Самая капиталистическая из всех социалистических стран.
Да, мы любили ваши туфли и сапоги.
И мебель.
Точно!
Родился в Белграде, столице Сербии. Ходил в совершенно обычную школу, играл на улице, катался на велосипеде, занимался в музыкальной школе. Папа, работая в одной из больших югославских компаний, получил предложение поехать в Россию. В Югославии начались трудные времена. Как Союз развалился, так и Югославия разваливалась, началась война. У меня три старших брата, большая семья, и, когда папа получил возможность поехать в Россию, это в каком-то смысле было спасением, потому что к тому моменту родителям уже было сложно сводить концы с концами. Мне было 11 лет, когда я приехал в Россию. Пошел в обычную московскую школу на Юго-Западе, параллельно учился игре на виолончели. Думал, что пойду и дальше по этой стезе. Но увлекся кино, стал смотреть все подряд.
До конца 11-го класса уже понимал, что не хочу становиться музыкантом, не хочу быть врачом, не хочу быть экономистом, не хочу быть математиком или химиком. А чего я хочу? Брат спросил у меня: «Что ты любишь в жизни делать?» Я ответил, что смотреть кино. Он сказал: «Ну и иди учиться на режиссера. Работа занимает бóльшую часть нашей жизни, поэтому надо делать то, что тебе по меньшей мере интересно и приятно». Так я поступил во ВГИК.
Честно, поначалу мало что понимал, потому что поступил сразу после школы, в 17 лет. Надо сказать, что режиссура – дело, которое требует от человека понимания жизни, опыта, прожитых отношений с людьми. Мне не хватало всего этого. Например, первые три курса мы ставили сценические отрывки из пьес и другой литературы и друг у друга играли. Сегодня я режиссер и у меня играют однокурсники, завтра я играю в их отрывках. И так по кругу много раз. Но я был самым младшим на курсе, и когда мне, ставящему отрывок, нужно было что-то про жизнь объяснить однокурснику, которому уже 25–30 лет и за спиной бизнес, семья, ребенок, развод, я даже не понимал, что говорить. Года два-три было сложно, но потом я постепенно подтянулся.
А что это за атмосфера тогда была во ВГИКе? Великие мастера? Тусовки? Актрисы-красавицы? Каков он, вайб 90-х?
Я, наверное, не совсем тот человек, который про это может рассказать. Когда мы приехали в Россию, у отца был рабочий контракт на четыре года, и мы жили убеждениями, что через четыре года вернемся в Югославию, Сербию уже тогда. Четыре года пролетело, остались еще на четыре, потом еще на четыре. Короче, жили в состоянии, что все это временно. И я не до конца включался в процессы, происходящие в России. Большая часть моих друзей не были русскими, они были жителями бывшей Югославии, сербами, и никто из них не учился во ВГИКе.
Так что жизнь этого вуза и своих однокурсников я наблюдал, но не так активно участвовал в ней. Это был непростой момент для русских ребят: они пришли снимать кино, а финансирования не было, как и работы. Я знаю, что в середине 90-х режиссеры во ВГИКе, вместо того чтобы по окончании учебы выпуститься с дипломным фильмом, выпускались с дипломным фильмом в виде раскадровки на бумаге, потому что не было денег, чтобы снять фильм. Было непросто. Тем не менее во ВГИКе все еще оставались педагоги высочайшего уровня, личности, глыбы, и они помогали сформировать мировоззрение. Несмотря на бедность, на недостаточную возможность снимать, оставался какой-то дух любви к кино, к профессии, желание учиться, жить, помогать друг другу. Это было интересное время! Мне кажется, 90-е были крайне интересной эпохой, потому что произошел большой слом всей жизни, идеологии, системы. Все выстраивалось заново, было ощущение, что впереди ждет новая прекрасная жизнь. Всем хотелось все попробовать, была бурлящая жажда жизни, несмотря на большие проблемы – экономические, социальные и культурные. Несмотря на трудности, студенты ВГИКа 90-х смогли не потерять любовь к кино и научиться его снимать, так что у нас сегодня есть целое поколение успешных и сильных режиссеров, операторов, художников – настоящих личностей, которые начинали свой путь в 90-е. Думаю, что ВГИК, как основная киношкола, сильно помог в этом.
Душан Глигоров и Карина Разумовская
кадр со съемочной площадки сериала «Трасса»
А вы, иностранец, наверное, представляли особый интерес для однокурсников и особенно однокурсниц?
Наш курс был сильно разбросан по возрасту, по творческим характерам. Курс хороший, но такой дружбы, которая бывает, когда все примерно одного возраста, не случилось. Мы все до сих пор в хороших отношениях, общаемся, но братства нет. Или, может, это у меня так случилось, потому что я в то время продолжал тусоваться со своими старыми друзьями не по ВГИКу.
А вы никогда не пожалели, что остались работать в нашей стране? Что, скажем, не уехали в Америку и вашей жизни пока не случился Голливуд?
Нет, не пожалел. Во-первых, у меня тут есть возможность работать много, с очень хорошими историями, с очень талантливыми людьми, выбирать, что снимать. Это огромное счастье, большая удача для режиссера, особенно если ты сам не пишешь. Россия – огромная страна с большими возможностями. Сербия все-таки мала, вся страна – это население в половину Москвы. Конечно, контент, который там снимается, не идет ни в какое сравнение с тем, что производится в России. Мне комфортно жить в центре славянской страны, близкой по духу, по языку, по культуре. Нас многое связывает. Да и мне уже 44 года, и 33 из них я прожил в Москве. Наверное, жизнь в Москве в большей степени меня сформировала, воспитала, нежели моя родина. Поэтому у меня нет амбиций, что вот сейчас я тут немножко поработаю, а потом уеду в Голливуд. Я счастлив тем, что получаю: мои работы здесь смотрят, ценят.
И еще: когда ты больше половины жизни мигрант, это вызывает некую усталость. Так что переезжать работать и жить в Голливуд или еще куда-то мне даже лень. Кроме того, у меня нет ощущения, что в Голливуде настоящее кино, а мы находимся на окраине киноискусства. Мне кажется, что сериалы, которые мы снимаем, не хуже, а где-то и лучше их.
Более того, до 2022 года западная индустрия, включая Netflix, пристально следила за нашим сериальным контентом. Начиналось сближение, коллаборации, покупки.
Безусловно, да. С развитием платформ у нас произошло то же, что и с Netflix, – качественный скачок сериалов. Поэтому у меня нет ощущения, что мы отстаем. Не хватает сюжетов? Ну так во всем мире большая проблема с историями, их всегда было и будет мало.
Душан Глигоров
кадр со съемочной площадки
Как раз хочу спросить про истории. Вы успели отрефлексировать то, что происходило у вас на родине, когда бомбили Югославию? Мне кажется, именно этот опыт и просится в кино. Наверное, не Анджелина Джоли должна об этом снимать?
Для этого нужно время. Скажу честно, у меня были попытки, но мне эта тема по-прежнему не дается, потому что все равно эмоции включаются. Быть объективным сложно, сложно не пытаться кому-то что-то доказать. Я пока не нашел в себе силы и способы, как это отрефлексировать, как перебороть свое внутреннее отношение к той несправедливости, которая произошла, как это трансформировать, как сделать так, чтобы мое высказывание не стало неким памфлетом.
Хотя несправедливость – это основа любой драматургии.
Мы видим, что несправедливость происходит каждый день и никому большого дела до этого нет.
А вы смотрели фильм Джоли «В краю крови и меда» про вашу родину?
Нет.
Бережете себя, аналоговый человек?
Я просто мало смотрю.
А что нужно, чтобы вы посмотрели что-то чужое?
Так получается, что я в основном смотрю то, что мне нужно для предстоящей работы. Когда у меня появляется какой-то проект, начинаю смотреть то, что поможет так или иначе получить некое вдохновение, некий ракурс, взгляд. Иногда смотрю, если мне интересен какой-то актер для будущего проекта. Но тоже не всегда. С одной стороны, плохо, что так мало смотрю, а с другой – это и помогает. Часто мне говорят: вот этот актер сейчас играл что-то похожее, надо его пробовать. А я этого не видел, и мне легче, я просто смотрю на него на кастинге, создавая свое представление. Я не скован его прошлым амплуа, нет необходимости от чего-то бежать. Я просто делаю так, как вижу историю. Как показывает опыт, пока получается. Возможно, было бы хуже, если бы выбирал актера, увидев, как он сыграл в других проектах. Вместо того, чтобы думать о смыслах, о том, что должно получиться конкретно для этой истории, я бы стал думать, чтобы актер был или не был похож на героя из другого фильма. Это стало бы мешающим фактором.
Душан Глигоров и Анна Михалкова
кадр со съемочной площадки сериала «Трасса»
Это правда. У вас, например, Иван Янковский в «Аутсорсе» играет иначе, чем в других сериалах, тише, что ли. В других проектах на него всегда акцент, он всегда главный. У вас же невероятны все: Эльдар Калимулин, эти удивительные новые лица Леонид Тележинский, Дмитрий Сумин… Как так получилось уравновесить, пригасить Ваню в таком ансамбле?
Так история выстроилась. Если бы она была написана на главного героя, который все на себе тащит, то, что ни делай, как карты ни подбирай, все равно история возьмет верх. Мне кажется, Ваня вписался в нашу историю, потому что она ему, как и нам, показалась интересной, другой, нежели те, что он делал до этого. И всем остальным ребятам. Я, когда начинаю работать над проектом, всегда ищу, чтобы это было что-то новое, другое, нежели я делал. Скучно делать одно и то же. Другим участникам кинопроцесса проще – актерам, операторам, они отработали четыре, пять месяцев – и все. А у режиссера это процесс длиною минимум год, а то и больше. Если ты год занимаешься чем-то очень похожим на то, что уже делал, то, скорее всего, будешь делать через «не хочу», через лень, потому что скучно и тогда ничего хорошего не получается.
Я, к своему стыду, не видел ни одной работы Вани, кроме полного метра «Ночные стражи», году, кажется, в 2016-м; он был совсем юный, и мне не понравилось. Я не видел, к сожалению, «Слово пацана», хотел посмотреть, но было много работы. Мне хочется посмотреть его у Володи Мирзоева (сериал «Преступление и наказание». – Прим. ред.), с большим интересом отношусь к этому режиссеру.
В общем, я почти не видел ни одной работы Вани до проб, и это только сыграло на руку.
Кастинг был огромный и сложный? Как вы нашли эти лица – прокурора, врача? Мы же этих актеров до этого не видели нигде, а если и видели, то не запомнили.
Кастинг был большой и сложный, со всеми было по-разному. Например, Леонид Тележинский снимался у меня еще в 2011 году, был у меня такой опыт – восемь серий под названием «Инспектор Купер». Тогда он снялся в небольшом эпизоде еще молодым актером. Я запомнил его. Приглашал на кастинги, но он не подходил. А в «Аутсорсе» он единственный подошел на роль врача Петра. С каждым актером происходило по-разному. Если Эльдара, Милу Ершову и Ваню достаточно быстро утвердили, то, например, довольно долго искали актера на роль прокурора, пока не нашли Дмитрия Сумина.
Каков ваш метод работы с актерами? Мне ваш оператор Батыр Моргачёв в интервью сказал: «Он наклоняется и что-то шепчет им на ушко». И все-таки Милу Ершову мы видим много, но именно здесь она совершенно другая. Как вы с ней поработали, чтобы она стала такой?
Я до этого не видел работы Ершовой, к своему стыду. Я увидел пробы и поверил. Увидел в ней героиню, какая представилась при чтении сценария. Как я работаю с актерами? Тут нет какого-то секрета. Главное – изначально выбрать актеров, которые подходят. Не ошибиться. И если они заинтересованы в роли, в проекте, в работе со мной и с группой, им остается только через себя всю историю пропустить. Если вот эти два ингредиента присутствуют – их попадание в роль и их интерес, дальше проще. Дальше уже можно разбирать роль, говорить, ставить задачи, искать нюансы. Я всегда стараюсь выстраивать доверительные отношения с актерами. Мне кажется, актерская профессия – про какое-то обнажение. Не в прямом смысле, а обнажение личности, себя, своей жизни, опыта, хоть и через персонажа. Только тогда зрителям и будет интересно. Только тогда это будет оценено, воспринято, прочувствовано зрителем. Поэтому стараюсь установить доверительные отношения, когда можно сказать друг другу: «Я не понимаю, о чем это», или: «Давай так, давай сяк попробуем», или: «Я знаю, что ты думаешь так. А что, если..?» Я всегда открыт для всех вариантов и даю возможность актерам додумывать и пробовать, всегда ищу способ помочь актерам, чтобы получилось достоверное существование, чтобы можно было поверить в происходящее на экране и в историю.
Мила Ершова
кадр из сериала «Аутсорс»
Я знаю, что, например, для Антона Васильева достоверное существование в вашем «Хрустальном» оказалось непосильным эмоциональным испытанием. Он не захотел участвовать во втором сезоне, несмотря на высоченные рейтинги сериала и идеи продолжить проект. Оно того стоит?
Антон – человек, который максимально ответственно и трепетно относится к своей работе. Да, была история, что он вначале прочитал сценарий и отказался от роли. Я попросил агента нас связать, чтобы поговорить с ним. Я видел его в прекрасной работе «Звоните ДиКаприо», он играл эпизодическую роль, но почему-то мне запомнился. Мы с ним долго говорили про жизнь, про сценарий. Он оказался лучшим актером на эту роль, и слава Богу, что не мне одному это показалось. Антон тоже человек моего типа – максимально включается в историю, в проект. И я, понимая, что такая роль требует от артиста, могу понять его решение.
Все-таки планировался второй сезон?
Мне кажется, что «Хрустальный» – история законченная. Продолжение может быть с другими героями, с другим сюжетом. Может быть, на похожую тему, с похожей интонацией.
А как восстанавливаться после такого глубокого погружения в тяжелые истории? Вы говорите, что эта работа занимает годы. Жить во всем этом, вариться в этих смертных грехах…
У меня нет рецепта, я не хожу на терапию, не езжу в Индию или Таиланд. Я просто переключаюсь на домашние дела. Можем на море с семьей съездить, на родину…
Да, мы варимся в сложном эмоциональном материале, но это общечеловеческие вещи, о которых хочется думать, размышлять и находить ответы. Я не воспринимаю это как какое-то страшное потрясение, после которого должен пройти десять сеансов психотерапевта и восстанавливать психику. Я спокойный человек. Кажется, мне сложнее было бы работать с плохо написанной драматургией, лживой.
Как ходить на работу с ощущением: зачем я это делаю, как же все это плохо?! А потом еще будет и стыдно. Мне кажется, это было бы настоящим мучением. Тут бы мне точно пришлось ехать восстанавливаться.
А ваши педагоги смотрят ваши работы? Шахназаров, Фенченко, которого вы трогательно обнимали на Премии АПКиТ, Кустурица?
С Кустурицей я учился в летней школе, это была 10-дневная школа для режиссеров. Не могу ничего сказать. Думаю, он не видел моих работ, мы не остались в каком-то близком контакте. Но мне всегда хорошо от того, что можно подойти и обняться с педагогами по ВГИКу. Если у меня что-то не получилось, они мне об этом говорят, и это очень ценно. Конечно, и хвалят. Особенно теплые отношения у меня с Андреем Андреевичем Эшпаем, у которого очень многому научился, работая после окончания ВГИКа на его проектах. Не так часто удается видеться, но отношения педагога и ученика – настоящее счастье, которое продолжается, я всегда трепетно отношусь к их оценкам.
Про вас говорят, что вы – робот. Вы не устаете, раньше всех приезжаете на смену и позже всех уезжаете, в ночи пишете в рабочие чаты, вам обязательно надо сидеть на монтаже, на озвучивании, надо контролировать все процессы. Возможно, это и есть секрет успеха ваших проектов. Но почему вы это делаете?
Кинорежиссура и само качество конечного результата нашей работы, фильма – это синтетическая вещь, которая складывается из множества факторов: от того, насколько хорошо написана история, как были подобраны актеры, как сыграно, как смонтировано и озвучено, какая музыка выбрана. То есть это огромная работа с большим количеством разных этапов и процессов. Чем лучше я как режиссер и вся группа сделаем свою работу на каждом этапе, тем лучше будет общий финальный результат. Поэтому стараюсь на каждом этапе сделать все, что могу. Понимаю и верю, что в итоге количество перерастет в качество. Финальный результат зависит от того, насколько хорошо мы сделали работу на каждом из этапов. И… мне будет стыдно, если не получится.
У вас еще и команда классная сложилась.
Да, и продюсерская, и сценарная, и операторская, и актерская команда… Проект – это не только заслуга режиссера. Оператор Батыр Моргачёв, продюсерская компания «Среда», авторская команда, художник-постановщик, режиссер монтажа, композитор – так случилось, что мы вместе сделали «Хрустальный», «Трассу», «Аутсорс». Вторые режиссеры, осветители тоже с нами до сих пор. Это счастье, когда мы можем друг на друга положиться, не переживать, что нужно затыкать где-то дыры, когда можно сосредоточиться на своей работе, зная, что все остальные тоже точно сделают свою работу и что обязательно будет хорошо, когда все на одной волне и все такие же влюбленные фанатики, как и ты, начиная от реквизитора, осветителя, художника по костюмам до продюсера.
Душан Глигоров
кадр со съемочной площадки
Каковы ваши сегодняшние амбиции?
Поскольку я не пишу сам сценарии, мне приходится работать с тем, что ко мне приходит. Поэтому сложно говорить о том, что у меня есть амбиции. Но у меня есть надежда на то, что мне будет везти в плане литературы, что будут приходить такие же сильные, глубокие сценарии и истории, которые позволят не упасть лицом в грязь.
И наконец-то будет полный метр?
Я не разделяю полный метр и сериалы. Я разделяю проекты только на те, где есть история и нет. Готов снять и короткий метр, если будет классная история. Готов снять полный метр, если будет прекрасный сюжет на полтора-два часа. Пока получается так, что сценарии сериалов интереснее, глубже, объемнее. Может, это мое ощущение? Может быть, я люблю развернутые истории, не на полтора часа? Но я хотел бы снять полный метр, лишь бы в сценарии было о чем и зачем.
Следующий ваш сериал снова связан с исследованием грехов?
Оставим это без комментариев.
Хорошо. Последнее: верите ли вы в то, что кино, в частности ваше, может изменить человека?
Мне хочется в это верить, но я не питаю иллюзий. Но если кино заставляет хотя бы кого-то задуматься о своей жизни, о своих поступках, для меня это уже много. Это тот максимум, который может сделать кино. Человек может измениться, если только сам этого захочет. Человека вряд ли может изменить книга, картина, песня. Раз услышал, почитал, посмотрел – и стал другим?! Нет. Но если кино, песня или книжка зародили в тебе некий вопрос или сомнение, которые потянули тебя в дальнейшие размышления, то это не так уже мало. Мне кажется, вполне достаточно для предмета искусства.
Ваши «предметы искусства» лично меня доводят до физических страданий, со мной такое происходило всего несколько раз, на фильмах Ларса фон Триера, «Острове» Лунгина, «Страстях Христовых» Гибсона… Мне кажется, эта физическая боль – тоже свидетельство подлинности искусства.
Всегда хочется, чтобы зритель через эту боль пришел к созиданию, чтобы на плохих примерах понял, что так нельзя, что нужно жить по-другому.
Фото: пресс-служба Душана Глигорова