«Манифест мечты»
трейлер проекта
Анатолий, в начале фильма вы объясняете, как родилась идея проекта «Манифест мечты», но делаете это скромно и лаконично. Расскажите, пожалуйста, подробнее, как придумали проект, почему вам такой разговор показался важным и почему он нужен зрителю.
Это был февраль 2023 года, в воздухе витали напряжение и всеобщая растерянность, и я, как человек творческий, считывал эту неопределенность и поиски. И тогда в моей жизни волшебным образом появилось движение «Вдохновители», Михаил Палей (предприниматель, сооснователь и руководитель всероссийского движения «Вдохновители», сооснователь экосистемы импакт-клубов «Хедлайнеры». – Прим. ред.), который предложил поехать на подростковую «Смену». И там на третий день контакта с подростками, я увидел, что мой внутренний подросток, тот самый творец, откликается, пробуждается. Потому что ребята, которые меня окружали, полны решимости что-то делать, они цельны в своем порыве менять мир, они в принятии реальности, и это стало моим исцелением. Я увидел, как много они в себе несут и как способны помочь таким же потерянным, как я, взрослым. И мне захотелось этим поделиться, что подростки – носители чего-то ценного, целостного и обнадеживающего.
90% фильма – это то, что мы называем «говорящие головы». Обычно это характерно для ТВ-репортажей. Поясните свое художественное решение: почему ваши герои сидят на черном фоне и просто говорят? Почему на это интересно смотреть?
Да может быть и неинтересно. Для меня это был эксперимент, я хотел создать некое метавысказывание, из которого получится вытащить нечто, что сквозит между строк. Мы же понимаем, что, когда герои отвечают на вопросы, они находятся в контексте того, что это могут увидеть родители, учителя, общественные движения, в которых они состоят. Поэтому их свобода высказывания подвергается самоцензуре. Я это видел даже по тем камерным съемкам, которые делал, поэтому пытался показать, что стоит за их словами, то, о чем они не говорят, но это струится в эмоциях, в деталях, в движении их рук, мимике. Я понимал, что надо снимать в абсолютном минимализме внутри кадра. Камерность была нужна, чтобы увести фокус с фона и ввести в медитативное трансовое состояние. А небольшие вставки съемок в городе выполняли иную функцию: показать, что, несмотря на то что эти подростки говорят порой парадоксальные, непонятные и неприятные для взрослых вещи, в город они вписаны как мускулистые леопарды в саванну, что они естественно смотрятся в современной урбанистике. И это попытка поэтически инсталлировать те смыслы, странные и вызывающие для взрослых, которые они говорят, показать, что они конкурентны и более современны, чем мы со своими представлениями.
«Манифест мечты»
кадр из проекта
В итоге можно ли это действительно назвать фильмом или это репортаж?
Кто ваши герои? Как вы выбирали подростков? Что было основным критерием выбора: возраст, жизненная позиция (чтобы обязательно была разной), телегеничность, наличие достижений или травм?
Мы дотянулись до тех, до кого смогли дотянуться. Понятно, что во Всероссийском детском центре «Смена» были дети, прошедшие путь активистов, они выдержали отбор, чтобы попасть в этот лагерь. Они были классными, нормативными, идеальными детьми, с которыми работает государство и которые являются надеждой нашей страны, и это позитивная молодежь, совсем не та, которую можно увидеть в «Трудных подростках». Была задача поделиться их огнем, а он загорался, потому что, несмотря на все сложности личностные, которые они проходят: непонимание с родителями, быть собой или быть своим, они сохраняли конструктивный настрой что-то делать и что-то менять. Поэтому, когда мы через «Вдохновителей» и через партнеров объявили о кастинге, получили порядка 200 заявок от этих активистов. Я вычитывал их ответы на тот бриф, который мы предлагали им заполнить письменно, отбирал те, которые меня цепляют и кажутся интересными, а потом провел порядка 60 zoom-интервью, благодаря которым понял, кто из них – носитель какого-то странного парадокса, а кто целостен и непробиваем в своей позиции. Я набирал в итоге интересных и разных из тех, что были.
Раз вы сослались на известный сериал, спрошу: после работы над своим фильмом про живых, реальных подростков вы стали как-то по-другому смотреть художественные проекты: «Трудные подростки», «Цикады», «Урок», «Первый раз»?
«Манифест мечты»
кадр из проекта
Когда речь идет о съемке детей, а ваши герои по возрасту еще дети, всегда нужно получать согласие родителей. Как вы работали с ними? Пришлось ли уговаривать? Или, наоборот, все мечтали о славе для ребенка? Присутствовали ли они на съемках? Если да, то могло ли это влиять на откровенность поведения и ответов?
Мы столкнулись со всей палитрой, все было. И огромная работа команды состояла в том, чтобы весь этот документооборот совершить, все согласия получить, где-то даже пообщаться с родителями. Учитывая, что большинство детей были активистами, родители уже привыкли к этим формам, и некоторые были слишком активно настроены. Говорили: снимите моего ребенка, а сколько минут его будет в кадре, а вы точно его возьмете, а как еще можно поучаствовать? Была одна героиня, которая так мощно прозвучала во время интервью, что мы захотели снять ее с подругой и попросили разрешение у родителей подруги, которая вообще не подавала заявку на кастинг и столкнулись со странной, грубой реакцией отказа.
Конечно, нежностью, логикой и здравым смыслом это согласие удалось получить, но в целом я увидел, что для многих родителей их дети – их проекты. И это тоже влияет на отношения, ведь они не предлагают показать ребенку разнообразие этого мира, чтобы понять, куда ему интересно двигаться, а пытаются направить по конкретному пути. А дети идут по нему, потому что доверяют родителям, но порой это продюсирование собственного ребенка принимает пугающие формы.
И задача фильма была еще и показать родителям: пора перестать закармливать детей нравоучениями, собой, своими мечтами и посмотреть, чего они на самом деле хотят. Ведь им исправлять этот мир за нами. Что касается съемочного процесса: родители никогда не присутствовали в комнате, где мы проводили интервью, некоторые оставались ждать в гримерке, но большинство уходило гулять, что давало, конечно, свободу: подростки были откровенными, насколько они могли.
Ваши герои не говорят тем языком, который транслируют их соцсети, они все такие правильные и гладкие, что мне это показалось неправдоподобным. Это съемка для кино так повлияла? Что за внутренний суфлер?
Анатолий Доброжан
кадр со съемочной площадки проекта «Манифест мечты»
Сколько у вас всего героев в итоге?
Похоже на класс в средней школе. В любом классе есть свои любимчики. Появились ли они у вас?
Конечно. Я недавно понял, что, даже когда два равных лидера предлагают один и тот же набор ценностей, мы идем за тем, кто нам симпатичнее. Так что, возможно, любимчики формируются просто на уровне человеческого приятия. Но если идти глубже, то меня привлекало и вызывало сопереживание то, где есть драма, противоречие. Например, история девочки, которая была спортсменкой, случился разрыв мениска, перелом, мальчик бросил… И она не может оставить равнодушной, потому что в какой-то момент она в своих вопросах к миру заходит очень далеко, и видно, как арка от персональной драмы выходит на глобальный уровень. Это мощно вовлекает. Драма делает человека многомерным и многогранным. Помню, как от одного мальчика добивался, чтобы он простыми словами сказал, что он поссорился с подругой. Вместо этого он мне полчаса рассказывал, что в его возрасте часто встречается непонимание, и это бывает среди близких людей. Очень по-разному можно трактовать эти слова, и я говорил ему: ты что, поссорился с кем-то? Он отвечал: да – и продолжал: сложности в общении… Это, конечно, было непросто. Но если человек легко высказывает свои переживания, это вызывает эмпатию и подключает – как в художественном кино, так и в документальном. Поэтому самая тесная связь установилась с теми, кто был более откровенным.
Для меня это вообще основная претензия ко всем подросткам из всех фильмов: в чем проблема сказать прямо? Все сюжетные коллизии строятся на том, что кто-то кому-то боится сказать, начинает врать или молчать. Но у вас док. А они себя ведут так же. И у меня, зрителя, возникает вопрос: меня раздражает их непрямота, потому что я уже взрослая, или это действительно одна из характеристик поколения – все замалчивать, заглянцовывать?
Чтобы делиться своей болью, нужно иметь определенный уровень силы или дойти до какого-то отчаяния. Для многих подростков, как мне кажется, их внутренние проблемы настолько болезненны, что они стараются о них говорить обтекаемо, чтобы снова не испытывать боли, лишний раз не заходить на территорию проблем. У нас фильме есть девочка, которая спрашивает: «Что мешает вам, взрослым, понять, услышать подростков?» Она говорила про себя, но в целом можно экстраполировать на всех: мы, взрослые, не слушаем подростков, потому что они неудобные. Из-за этого они и дистанцированы, не готовы пускать взрослых. Ну и третье – это реальность, в которой за неосторожно сказанное слово можно подвергнуться остракизму, ответить административно или уголовно, поэтому лучше подстраховаться и научиться говорить обтекаемо, как неваляшка: как ни толкни, она встанет прямо.
«Манифест мечты»
кадр со съемочной площадки проекта
Известный прием для снимающих док – прожить какой-то отрезок жизни с героями, чтобы стать для них близким или незаметным в обычной жизни, чтобы разговор получился откровеннее. Сколько вы провели времени с этими подростками? Или, наоборот, это был разговор на живую, чтобы у них не было времени «причесать» свои мысли?
У них не было заранее списка вопросов, более того, я сам от своего списка отходил. Это было похоже на пробу разных наживок для рыбы. Когда я видел, что какая-то тема триггерит, я шел в нее. Поэтому, хочется верить, разговор был достаточно непредсказуемым, хотя смысловой каркас был. Но возможности прожить вместе какое-то время у нас не было из-за плотного съемочного графика. Однако до начала съемок у нас были разговоры в Zoom, которые заложили некое доверие. У меня и не было задачи показать правду их быта. Для этого есть, опять же, «Трудные подростки». Моя задача, как бы это ни выглядело нарочито красиво, состояла в том, чтобы ветерком этого фильма раздуть огонек живого в затухающем взрослом.
Что скрывать, у зумеров не самый положительный имидж из-за их же поведения в соцсетях, где они в том числе высмеивают наше поколение. Мы-то, взрослые, искренне считаем себя лучше них, потому что мы образованнее и больше читали книг, чем подписей к рилсам. Но у вас все как на подбор – правильные, хорошие, деятельные. Вы либо хотите разбить наши стереотипы о подростках, либо сами избегаете любого негатива в своей работе?
Вот лично у меня нет ощущения, что мы, взрослые, лучше них. То ли в силу творческой работы, то ли в силу личного инфантилизма я себя чувствую на 14–17 лет. То есть я себя чувствую скорее ими, чем нами, миллениалами. А то, что мы больше прочитали и посмотрели, это культурный снобизм. Это все равно, что наши бабушки бы гордились тем, что отправили больше телеграмм. И, кстати, я не считаю, что им прямо нужно читать все книги. Ответы на многие вопросы, например на вопрос, допустимо ли принести в жертву другого человека ради собственного блага, как у Достоевского, можно считать из культурного поля. Это работа уже проделана до них. Конечно, чтение Достоевского способно сделать личность более глубокой, но этого совсем не обязательно делать, чтобы просто разобраться в этом вопросе. А то, что они нас высмеивают в своих видео, так поделом.
«Манифест мечты»
кадр со съемочной площадки проекта
Вы сами отец. И я подумала: а не получается ли тот же эффект, как с психологом, который решает проблемы других, а для своих ему нужен супервайзер? Вы помогаете другим взрослым посмотреть на подростков по-другому, а сами изменили коммуникацию со своими детьми?
Однозначно да. Мой разговор с героями фильма стал мощным бустом в понимании подростков в целом и в понимании своих детей в частности. Я осознаю, что смотрю на них с какими-то ожиданиями и, поскольку несу за них ответственность, очень много транслирую того, как надо и как не надо.
Мне тоже не хватало свободы, чтобы понять, кем мои дети хотят быть и какими они хотят быть. Работа над фильмом помогла эту ситуацию немного отпустить и перевести внутренний тумблер от режима «внушение» в режим «понимание».
Именно просмотр фильма на премьере с двумя дочками стал мощным опытом сближения, я увидел, как их какие-то вещи тронули, и для нас это стало ценным подарком.
У вас, на мой взгляд, в фильме не звучат важные вопросы, как эти дети вообще планируют жить взрослую жизнь. Ваши герои – творческие люди, все хотят самореализации, быть условными художниками, быть свободными. Они упрекают своих родителей в скучности и «выключении» внутреннего ребенка, но ни разу не говорят о том, что они понимают, что скучные взрослые обеспечивают им жизнь. Вы специально не спрашивали их о том, как они собираются именно зарабатывать деньги и понимают ли они, что на все их мечты одних «мечт» недостаточно?
Это действительно острый вопрос, но хочется напомнить, что у меня в фильме была другая задача. Во-первых, насколько я ощутил, большая часть моих героев действительно не понимает. Это тот возраст, когда приходящие тебе блага кажутся естественными и незыблемыми, а благодарности и понимания, какой ценой это дается скучным взрослым, приходят… ну вот мне пришли ближе к 30. Поэтому да, я этот вопрос им не задавал, но, думаю, если их начать спрашивать, они бы не ответили так остро, как хочется. Это просто была бы еще одна искренняя благодарность, но вряд ли это была бы реальная эмоция. А что касается их творческой составляющей, я отметил, что у современных подростков желание манифестировать себя, свои порывы и хотеть хорошо жить, есть и прочее, они сочетаются. Понятно, что жизнь внесет свои коррективы. Но показать взрослым, что можно чего-то хотеть и смотреть вдаль, тоже хотелось. Но вы правы, многие мои герои оторваны от жизни. И мне очень нравится ответ одной девочки, которая говорит: «Как-то там оно будет, как-то придумается».
Анатолий Доброжан
фото: личный архив
Как проходил производственный процесс – от питчинга до выхода на платформу? Как вы заявляли тему? Кому? Быстро ли нашли средства и продюсеров? Как проходили съемки?
Идея пришла мне, как я и сказал, когда я был в «Смене» в Анапе. Налетел жуткий ураган, со стороны Черного моря мела метель, и я, греясь в тесной ванной, рефлексируя над тем, как меня зажгли ребята, вдруг осознал: если задать им четыре вопроса: чего ты хочешь, чего ты боишься, о чем ты мечтаешь и во что ты веришь, то получатся такие четыре экстремума, по которым можно построить карту личности и карту поколения. И это так красиво сложилось в моей голове, что я сразу написал сообщение Мише Палею и Олесе Овчинниковой, продюсеру, с которым у меня были хорошие отношения, мы прекрасно друг друга понимали. И вот Миша поддержал, а Олеся сразу зажглась идеей и очень активно включилась. Спустя короткое время Олеся подключила Алю Береславцеву и продюсерский центр «Вдохновители», и мы подали заявку в Президентский фонд культурных инициатив. Это было непросто, потому что в какой-то момент у меня благодаря очень глубокомысленным вопросам тех, кто помог эту заявку сформулировать, потерялся фокус, для кого мы делаем кино. В итоге мы сформулировали, что это фильм о подростках для взрослых, и дальше пошли по таймлайну: объявили кастинг, подобрали команду, здесь к нам присоединился Kotikov Production, и мы уже слаженной командой отправились в путешествие по городам.
Сильно ли продюсеры повлияли на монтаж? Как получилось выйти в крупных онлайн-кинотеатрах?
«Манифест мечты»
кадр со съемочной площадки проекта
Сейчас фильм нужно бы продвигать, чтобы его посмотрели все те, кого вы видите своей аудиторией. Как проходит этот процесс?
В целом «Манифест мечты» – доброе кино. Но чрезмерная доброта как будто бы делает его неправдоподобным.
Есть такое. И у меня даже один герой говорит, что в наше время доброту воспринимают как какую-то слабость. Я думаю, что он говорит это как раз о нашем поколении, для которого доброта как будто говорит о том, что у тебя нет зубов и ты не способен постоять за себя. Возможно, это лучшее, что мы сделали с миром, что наши дети могут себе позволить быть добрыми. При этом я понимаю, что всегда остается буллинг и подростковый возраст порой максимально агрессивен в своих проявлениях, о чем у нас герои тоже говорят, но в целом я думаю, что этот фильм, поскольку он рождался из любви и из восхищения подростками, конечно, добрый, потому что мне хотелось показать красоту и поэтику юности.
Формально это документальный фильм. Но с точки зрения драматургии нет мощного конфликта, нет high-concept, это кино с натяжкой, потому что показывает людей, глядя на которых можно подумать, что все у них в жизни будет классно.
После такого высказывания что вы планируете снимать дальше? И как вас самого изменил фильм «Манифест мечты»?
Заглавное фото: Анатолий Доброжан / личный архив